На недавней московской премьере спектакля «Стойкость», поставленного по роману «В круге первом» и фрагментам «Архипелага ГУЛАГа», вдруг во весь задник сцены Дома русского зарубежья появилось изображение небольшой белой коробочки с красным цветком на крышке. По сюжету это был портсигар, который герою романа Нержину подарили в спецтюрьме на День рождения. Но зрители, прочитавшие заранее полученные программки, знали, что на самом деле этот ящичек на дюжину папирос «Беломорканала» принадлежал самому писателю. Впрочем, это все, что об этом было сказано в тот вечер.

Когда спустя неделю после премьеры в московском музее-квартире Александра Солженицына открылась выставка «Полвека с Архипелагом ГУЛАГом», эта мемория снова вышла на первый план. На этот раз — в маленькой витрине за стеклом. Внутри записка: «Портсигар сделан на шарашке Ник. Андреевичем Семеновым».

Инженер-электротехник Семенов вместе с Солженицыным отбывал срок в спецтюрьме №1, называемой «Марфинской шарашкой». Эта изящная коробочка — подарок ученого на 30-летие писателя.

Так мемория превратилась в метафору, которая может сказать гораздо больше тех споров, которые не утихают по поводу «Архипелага ГУЛАГа» вот уже 50 лет, с того самого декабрьского дня 1973 года, когда книга вышла в Париже. И это метафора не только дружбы, «которую в первый раз мы узнали именно в неволе», и без которой не было бы доверия заключенных к писателю, а значит, и сотен тех историй, что, по признанию Лидии Чуковской, меняют состав крови. Это еще и метафора памяти, той единственной заначки, «где можно держать написанное, где можно проносить его сквозь обыски и этапы».

«То, что у нас есть этот портсигар, как и другие мемории, вынесенные Солженицыным из заключения, — большое чудо. Зная, какую непростую судьбу прожил их владелец, они не должны были сохраниться», — говорит куратор выставки, заведующая отделом по изучению наследия Александра Солженицына Галина Тюрина.

То, что не должна была сохраниться и память о жертвах ГУЛАГа, куратор не проговаривает — это уже общее место. Зачем нужен взгляд сверху, если есть детали.

В витринах — карандашный портрет Солженицына, сделанный одним из тех, кто упоминается в «Архипелаге ГУЛАГе», художником Сергеем Ивашевым-Мусатовым, этот рисунок, как и портсигар, наследство все той же «шарашки». За стеклом — молитвослов «убежденной и твердой в вере» Веры Алексеевны Корнеевой, что тоже не раз упоминается на «скрижалях страшного судного дня», как назвал это произведение издатель Никита Струве.

А вот и первая редакция «Архипелага ГУЛАГа», мы видим лишь одну страницу машинописи, начало главы «Зэки как нация», написанной от лица выдуманного исследователя Фан Фаныча. Как раз эти инициалы на представленном автографе и выводит ручкой Солженицын. Эту страницу на выставке показывают неслучайно. Глава написана, как пародия на исследование, и это лишний раз подтверждает, что «Архипелаг ГУЛАГ» — «опыт художественного исследования», а не нудный документ о репрессиях.

Машинопись сделана Еленой Чуковской. Вот, напротив и ее пишущая машинка, на которой в 1968 году (тоже юбилей, получается), были сделаны отпечатки книги. Без внучки Корнея Ивановича «Архипелаг ГУЛАГ» мог и не дожить до первого издания. Это она, понимая, что в каждую минуту может быть арестована, помогла Солженицыну готовить рукопись к печати, была «сердцем» подпольной работы.

В пишущей машинке замер лист с одним из первых абзацев «Архипелага», где упоминается о тех 257 свидетелях, что дали автору материал «в рассказах, воспоминаниях и письмах». Имена их отпечатаны на баннерах, подвешенных к потолку — аллюзия на те самые скрижали. Здесь же фотографии тех, кто успел остаться в истории, несмотря на попытки их из этой истории стереть — Дмитрий Лихачев, Николай фон Мекк, Константин Твардовский… Все они тоже застыли в своих вопросительных взглядах — что им ответим? Под «скрижалями» на длинном деревянном столе, за такими любил работать писатель, — папки с делами репрессированных — может быть, стоит прочитать, «выпрямить души», а потом уже искать ответы.

«Когда мы думали, как нам развернуть выставку в нынешней ситуации, мы поняли, что надо идти от того, с чем невозможно спорить, ведь нельзя же спорить с тем, что, например, академика Николая Вавилова взяли и убили? — говорит куратор Галина Тюрина. — И поэтому мы пошли от людей. Сам Солженицын никогда не считал эту книгу своей, и никогда как автор не взял за нее даже полкопейки».

Есть на выставке и фотографии тех, кто не был на страницах «Архипелага ГУЛАГа», но без которых звучание этих страниц представить невозможно. Здесь и Иосиф Бродский, предположивший, что, возможно, через две тысячи лет чтение «ГУЛАГа» будет доставлять то же удовольствие, что чтение «Илиады». «Но если не читать «ГУЛАГ» сегодня, гораздо раньше, чем через две тысячи лет, читать обе книги будет некому».

Здесь же и главный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин, напечатавший главы из «Архипелага ГУЛАГА» в своем журнале. И хотя на дворе уже вовсю гудела перестройка, это был 1989 год, за возможность опубликовать Солженицына Залыгин боролся лично с Михаилом Горбачевым. Письмо главреда генсеку напечатано в свежем альманахе «Солженицынские тетради» — можно почитать и даже купить в музее. Здесь же — предисловие Залыгина, которым он сопроводил публикацию «Архипелага», и в котором, кажется, по инерции продолжал бить наотмашь: «…может быть, умные и честные оппоненты нужнее нашему обществу, чем дешево приобретенные, и даже — искренние, но недалекие друзья?».

Удивительно, сколько узлов и смыслов удалось собрать кураторам на небольшом пространстве. Впрочем, тема выходит за пределы выставки. «Весь Музей-квартира Александра Солженицына может смело называться музеем «Архипелага ГУЛАГ», — так говорит вдова писателя Наталия Дмитриевна.

Здесь в 1971-м году пересняли машинописные листы книги, фотолабораторию сегодня показывают в постоянной экспозиции, с этого адреса фотопленка в карманах и сумках невидимых помощников начала свое путешествие в Париж, сюда же, уже в виде полноценной книги «Архипелаг ГУЛАГ» вернулся — экземпляры автору принесли тайно, в обычном свертке. Наконец, в этой же самой квартире за эту самую «книгу о страданиях миллионов» Солженицына арестовали.