Андрей Соколов с декабря 2014-го по ноябрь 2016 года считался пропавшим без вести. Дважды — в июле 2015-го и в октябре 2016-го — он звонил родным, говорил, что переходит границу Украины и России, и снова пропадал. В ноябре на автобусе «Донецк — Москва» он вернулся домой. Теперь беглец из тайной тюрьмы на Украине подал иск в Европейский суд по правам человека. У него есть доказательства его похищения и адреса тайных тюрем СБУ.

«Шпион» или «террорист»

«Бред», — убеждал себя Андрей Соколов на блокпосту N37 между Торезом и Донецком. Туда на своей крохе «Matiz Daewoo» он въехал 16 декабря 2014 года как кур в ощип: заблудился и российскими номерами уперся в броню поста «Правого сектора». «Опа, — сам с собой пытался шутить, — не те кнопки в навигаторе нажались». Но сердце, как шуруповерт, когда резьба срывается, ушло в ступор. Соколов, токарь-фрезеровщик высшего разряда НИИ энергетики «Турбодэн», перешел на вольные хлеба эксперта и в Донецк приехал по приглашению министерства энергетики ДНР, чтобы в перемирие оценить пригодность оборудования нескольких заводов. На посту у него изъяли доказательства «преступления»: чертежи цехов, списки уцелевшего оборудования, телефоны директоров предприятий, паспорт. Руки зажали пластиковыми стяжками, на голову — мешок из-под сахара и бросили в подвал.

Кровь на стене

Утром сотрудники контрразведки СБУ, не снимая мешка с головы, вежливо «установили личность». Вдыхая сахарную пыль, Соколов услышал: вместо протоколов допроса ведут съемку на телефон, значит, затевается игра. Какая, не понимал. Здесь ни протоколов, ни допросов. Только «перепрыжки» с мешком на голове по заброшенным стройкам, заводским цехам и подвалам. Самой долгой была остановка на сутки-двое в Новоградовке Донецкой области. Снова подвал, теперь брошенного кафе.

На хорошем русском, после задушевных разговоров предложили: «Давай тебе пальцы попилим?»
— Ото цветомузыка АТО, — пошутил один из охранников и показал на стеклянный диско-шар под потолком.

Шар огораживали прутья самодельно приваренных металлических решеток. В одну из двух клеток Андрею кинули грязный ватник. Через решетки сунули две пластиковые банки. Одна с водой. Другая, с отрезанным горлышком, пустая.

— Цэ туалет, и так, попить, — пошутил охранник.

К вечеру потянулись зрители. В основном мобилизованные с запада Украины гуцулы и венгры, как экзотика, поляки и чех. Усталые и нейтральные, они удивлялись щуплому очкарику в клетке. Не верили, что «оцэ оно и е — шпион-москаль». Полупьяный «добробат» — добровольцы из «Азова» и «Правого сектора» — встретил как родного. На хорошем русском, после задушевных разговоров «как там Москва?» и «сколько получает токарь?» предложили: «Давай тебе пальцы попилим?»

— Неси болгарку, — распорядился «правосек» мобилизованному.

— Сломалась, — протянул тот.

Через полгода в подвале СБУ Мариуполя он сидел в камере с ополченцем из ДНР. У того на берцах были дыры-спилы на носках. Андрей решил, что разрывная пуля.

— Нет, — был ответ, — болгаркой. До костей не достали, пожалели, но мясо с трех пальцев спилили.

Пытка «по приколу», как потом узнает Соколов, стандартное развлечение скучающих вечерами контрактников. А тогда он посчитал: «Просто давят».

В городе Волноваха ему впервые дали полноценную камеру линейного отдела милиции, неотапливаемую, но со светом, туалетом и бумагой. «Дай письменные показания», — сказали и оставили на неделю.

Когда он включил тусклую лампочку, она выхватила коричневую подушку на нарах, твердую, как корка льда. Присмотрелся: на ней кровь запеклась. Рядом валялись мужские брюки наизнанку, тоже в крови, с вдетыми поверх трусами. «С трупа снимали?» — мелькнула догадка. Взгляд уже уперся в стену. На ней по центру жирными буквами: «Шо попався гад». Думал, грязью. Присмотрелся, вроде кровью, но не понял, почему она цвета земли. Попробовал отколупнуть, не поддается. Начал смывать, «земля» потекла по стене кровью.

— Надпись я смыл, — Андрей не моргает, но сквозь очки видно, как его глаза увлажняются.

— Смывы остались, — он прячет глаза. — Все думал: «Кого так мучили?»

Через неделю пришли двое из СБУ и сняли на мобильник дежурный допрос — «кто, откуда, зачем».

— Понимал, что маринуют, — вспоминает он, — не понимал, чего хотят. Я все сказал, написал в трех экземплярах. Не берут.

Сыворотка правды

Вскоре «москаля» впервые в маске, а не в пыльном мешке — знак статуса — перевезли куда-то в лес «добробатовцы» из «Правого сектора». Все под те же ласковые, как украинская ночь летом, разговоры — кто из них русским олигархам дачи строил или «вахтовиком» в Тюмени нефть качал — они деловито клали на стол деревянные дубинки, жгут, которым пережимают вены, и шприц с мутной жидкостью.

— Начальство ждем, — перехватили косой взгляд арестанта.

Соколов от других сокамерников уже знал, что перед ним «сыворотка правды» — укол, который вызывает полупьяную разговорчивость и апатию. Его делают «для профилактики». К тому времени заключенный заметил, что ополченцев за решеткой не набиралось и десяти процентов, а большинство — гражданские, украинцы, как из ДНР, так и с «освобожденных» территорий АТО. Выбор у людей нехитрый: откупиться, признать себя ополченцем, что автоматически обрекает на тюрьму, или «добровольно» принять участие в акции «Тебя чикають дома» («Тебя ждут дома») — программе переселения для тех, кто «раскаялся» и хочет жить не в ДНР, а в Украине. Вот Соколов и приготовился к уколу.

Но приехал сотрудник контрразведки СБУ с ноутбуком.

— Не надо, — он показал готовым к делу «правосекам» на шприц и жгут и тут же в упор глянул на Соколова. — Пока не надо.

Офицер впервые без маски положил перед заключенным его «признательные показания». Из них Андрей Соколов узнал, что находится в Мариуполе и на улице 29 декабря 2014 года. Он не смог скрыть вздоха облегчения, когда прочитал, что обвиняется не в шпионаже, как ему намекали — «это пахнет «вышкой» без суда, — а в «содействии террористической деятельности». Подписал все тут же.

— Умница, — похвалил следователь СБУ. — Едем в суд.

Суд продлил следствие до апреля 2015 года. И разрешил один звонок домой. Сын позвонил матери. Она узнала, что сын жив, а Россия, что 37-летний Андрей Соколов не пропал без вести, а сидит в подвале СБУ Мариуполя. Том самом, что в 2016 году ООН признает одной из тайных тюрем Украины.

Когда свинья по небу полетит

Накануне суда ему предложили освобождение по обмену пленными.

— Я обрадовался, — вспоминает Андрей, — но быстро превратился в чемодан без ручки. По слухам, за меня выставили слишком дорогую цену. Думали, что на рынок обмена пойдут задержанные российские военные. Но, хоть в СБУ и говорят, что у них полно россиян-«отпускников» (кадровых офицеров и контрактников российской армии. — прим.), кто приехал в ДНР добровольцами, но, сколько сидел, не встретил ни одного. Теперь понимаю, был товаром, которым они не хотели продешевить, а тогда…

Тогда его адвокат Валерий Довженко, нанятый родными Андрея и украинскими правозащитниками в изгнании, сделал даже фото «освобожденного» — на крыльце городского суда Мариуполя. А Соколов опять «пропал без вести». Его повезли на «обмен», а привезли в «родной» тир подвала СБУ в Мариуполе. Он понял, что в западне: обмен сорвался, а отпустить по решению суда, значит, украинским спецслужбам придется подставиться под обвинение в похищении.

Так родился план побега. Он вспомнил, что когда в здании шли учения, его, чтобы никто не видел, прятали в бойлерной, где есть вентиляционная шахта. Ночами он начал подпиливать вентиляцию. Технически с подпилом токарь Соколов справился. Но «очкарик» Соколов, когда к утру оказался на улице, не заметил одного из автоматчиков на посту. Тот крикнул: «Стой!»

— Били не очень, — он улыбается. — Больше для порядка и от удивления. Из тира перевели в «оружейку» без окон, лишили прогулок, но приносили еду из местного супермаркета «Кошелек».

Он достает кипу документов. Стикеры от товаров; чеки, где указаны даты, цены и название магазина; списки продуктов, составленные рукой офицера СБУ. Записка: «Тир, Соколову А.В. продукты купить», дата и подпись. Он их все готовит для передачи в Европейский суд. При этом отказывается говорить о том, как их удалось спрятать и вывезти.

— Подставлю не одного человека, — признается, — они же все там.

Подумав, соглашается, не называя имени, упомянуть свидетеля, который рассекретил похищение Соколова. С ним они сидели в камере, куда Андрей на время угодил после неудачного побега. Тогда он познакомился с «сепаратистом» Иваном Ивановым (имя изменено) из Донецка. Тот выслушал Соколова и по простоте детдомовской ляпнул: «Знаешь, когда ты выйдешь? Как говорил директор моего детдома, «когда свыня по нэбу полэтыть». И предложил: это я скоро выйду и позвоню твоему адвокату Валерию Довженко. Как в воду глядел: его выпустили.

Детдомовца взяли «за телефон» — дежурное обвинение каждого второго. Он ехал из ДНР в Мариуполь за пенсией по сиротству, а в телефоне была открыта страница российской сети ВКонтакте. В обмен на освобождение ему предложили «добровольное» участие в программе «Тебя чикають дома». Он его принял, вышел на волю и позвонил адвокату Соколова. Тот добился возбуждения уголовного дела по статье «похищение человека». А украинский журналист Андрей Манчук и украинские правозащитники в изгнании организовали в столице ЕС, в Брюсселе, пикет против удержания Андрея Соколова в подвалах СБУ. Собрали небольшую группу россиян. Помогли украинцы с Донбасса.

Ценности как отпечатки пальцев

Через месяц его попросили с вещами на выход.

— Привезли на окраину Мариуполя, — вспоминает Андрей, — в квартиру на пятом этаже. Из окна вижу адрес — улица Артема, 130. Держали там четыре дня, вернули в ту же камеру. Там уже не было икон, надписей на стенах и нар. Говорят: «Жди, завтра поедем на обмен». Ушли. Я из квартиры прихватил простенькое радио. И вот по новостям слышу, что был в марте 2016-го и летом скандал — комиссию ООН в Харьков, Днепропетровск и Мариуполь не пустили. А теперь, дает интервью Василий Грицак, начальник СБУ и глава АТО, приехали из ООН наблюдатели и своими глазами увидели, что тайных тюрем нет. Это все российская пропаганда. Фейк и этот Соколов. Я, значит. Ну, думаю, пахнет не обменом: тюрьмы, где сижу, нет, меня тоже …

Утром его повезли в Бердянск, потом на границу с Крымом на КПП «Чонгар». Впервые вернули паспорт. Соколов глазам и ушам не верил: по обрывкам фраз понял, что его хотят передать в Россию. Дали сим-карту с российским номером. Он звонит отцу: «Перехожу границу с Крымом». И вроде все, пошло колебание воздуха свободы. Шаг и …

Акция в Брюсселе (Бельгия) в защиту Андрея Соколова, организованная украинскими политэмигрантами. Фото из архива Союза политэмигрантов Украины
Таможенник уперся: «Где разрешение о передаче на оккупированную территорию»? Как сомнамбула Соколов поплелся к машине. Его повезли в соседнее село в паспортный стол. Он встретил запертыми дверями: паспортистка рожает. Поехали в соседний Геническ. Там тертый калач-чиновник умывает руки: «Не имею права, он незаконно проник в зону АТО». Вернулись в Мариуполь на новую съемную квартиру. — Я понимал, если меня официально депортировать домой — всплывет рука СБУ, — рассуждает Андрей. — Им легче сделать меня, как Грицак сказал, «фейком». Что им мешало? Я же не в тюрьме. Это хуже нар, когда ты есть, а тебя нет… В общем, сам не ждал, но меня посадили в обычное такси «Мариуполь — Донецк», в нем ехали еще три пассажира, дали под роспись 1800 рублей на рейсовый автобус «Донецк — Москва». «Не держи зла, брат», — пожали руку. Только в Донецке поверил: решили от меня через АТО избавиться. А что? Авария, «случайно» пристрелят или в подвал бросят…

Через двое суток Андрей Соколов был в Москве. Первое, что он сделал после встречи с родными, начал через адвокатов и правозащитников оформлять судебный иск в Европейский суд по правам человека.

У ЕСПЧ, конечно, своя, не вдохновляющая арифметика. В 2015 году в ЕСПЧ от Украины было подано более 3000 исков, принято 700, и лишь один — о пытках в тайных тюрьмах. В 2016 году из 700 заявлений принято 140, о пытках — ни одного. ЕСПЧ последовательно снижает значение внутриукраинского гражданского противостояния. Но даже если иск Андрея Соколова не вписывается в систему евроинтеграционных ценностей, он его подал.

Ценности, как отпечатки пальцев, у каждого свои. Как у каждого народа свои особенности. Украинцев, салом не корми, а дай его не съесть, так понадкусывать. У русских веками «маленького человека» защищала разве что большая русская литература. Но Андрей себя уже «маленьким человеком» не считает. И защитить — на своем примере — хочет других. Да, надо в «брюсселях» и «страсбургах» держать лозунги «Русские своих не сдают». Но и надо и судиться в «брюсселях» и «страсбургах».

Кого не сдает «москаль»

— Я не знаю, чем закончится иск в ЕСПЧ, — признается Андрей, — но не судиться не могу.

И вспоминает, как под Бердянском попал в подвал СБУ, где сидели вперемешку «правосеки», их сажают только за убийства своих, гражданские, дезертиры и уголовники. В тот день в Сирии турки сбили российский самолет. «Правосек» решил отпраздновать. Соколов по его приказу должен был кричать: «Слава Украине, героям слава!» Завязалась драка.

— Он был с ножом, ясно, что мне светило, — Андрей выдавливает каждое слово, — люди, не все, не дали. Замяли. Сами на птичьих правах, а не дали. Вот я и это… Они, те, кто меня тогда отбил, — а не они, так другие — там до сих пор. Никому до них нет дела. Я ради них… Чем могу…