В четверг на Исторической сцене Большого театра — премьера оперы Франческо Чилеа «Адриана Лекуврёр». В титульном образе знаменитой актрисы эпохи Просвещения выступят прима Большого Динара Алиева и молодая солистка театра Светлана Лачина, за дирижерским пультом Артём Абашев. А постановку одной из самых знаменитых опер начала прошлого столетия осуществляет худрук Московского драматического театра имени Пушкина Евгений Писарев, для которого это уже четвертый спектакль в Большом. Накануне премьеры Евгений Писарев рассказал «РГ» о новой работе и о том, почему сейчас не ставит в драме.

Евгений Писарев теперь уже опытный и признанный оперный режиссер. Согласны с таким утверждением?

Евгений Писарев: Скорее, я ощущаю себя востребованным оперным режиссером, но точно никак не корифеем оперы. Хотя парадоксально, но факт: в нынешнем сезоне я вообще не ставлю драматические спектакли. Зато согласился на три названия в трех оперных театрах Москвы — поддался на уговоры коллег, которые в течение многих лет просили меня что-то сделать у них.

Таким образом, осенью я занят «Адрианой Лекуврёр» Чилеа в Большом. Зимой ставлю «Не только любовь» Щедрина в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сначала меня просили поставить «Прекрасную Елену» Оффенбаха или какую-нибудь другую оперетту. Я не хотел. А вот от предложения поставить оперу Родиона Щедрина, где такая мощь — юмор и трагедия одновременно, не смог отказаться.

А под конец сезона главным для меня будет «Почтальон из Лонжюмо» Адана в «Новой опере» — вещь, за которую, признаться честно, я браться не хотел: мне казалось, это немыслимая белиберда — непонятно, за что схватиться. Но тут случилось концертное исполнение в качестве превью. И вдруг я увидел, что это совершенно очаровательная белиберда — может, та самая белиберда, которой нам так не хватает. И мне действительно стоит рискнуть, заняться легким жанром внутри этого высокого искусства.

Так что получается, что пока только мой друг Дима Бертман не зовет что-то поставить в «Геликоне»…

Трудности мобилизуют, провоцируют на спонтанные творческие решения, рождают необходимый адреналин
Наверное, дружба и работа — две вещи несовместные…

Евгений Писарев: Видимо, так оно есть. Но, может, именно за этот год я обрету уверенность и основательнее проникну в глубины оперного жанра. Хотя в данном случае я иду за судьбой — в мире оперного театра я абсолютно точно фаталист. Все, что происходит со мной в опере, — во многом сюрприз. Я и предположить не мог, что мой первый спектакль в Большом «Свадьба Фигаро» будет жить так долго. Он в репертуаре уже почти девять лет, его любят и певцы, и публика.

С другой стороны, помню, как мне не хотелось браться за «Мазепу», потому что я ничего не понимал в русской опере… Но оказалось, что это очень интересно, и я рад, что спектакль смотрится как блокбастер и идет с успехом. К тому же в нем появились такие интересные исполнители, как Динара Алиева, Владислав Сулимский, Дмитрий Ульянов. А разве я мог мечтать, что у меня в «Севильском цирюльнике» будет петь Ильдар Абдразаков!

Вы отслеживаете процесс ввода новых исполнителей в свои спектакли?

Евгений Писарев: У меня, к сожалению, здесь нет влияния. Я и не настаиваю — Большой театр живет по своим законам, здесь свое расписание и своя политика. И обычно если спектакль живет, составы становятся только лучше. Я в оперном театре заметил, что никто не хочет долго репетировать, отдавая одной работе два месяца и теряя другие контракты. Предпочитают несколько репетиций — и вскочить уже в следующий блок премьер. Могу ошибаться, но, полагаю, замечательный Эльчин Азизов, с которым мы прекрасно работали в «Мазепе», и я очень хотел видеть его и в «Адриане Лекуврёр», — именно по этой причине и оказался не занят в премьере.

В драме все совершенно по-другому работает. И если, например, в моем спектакле «Зойкина квартира», не дай бог, Александра Урсуляк не сможет выйти на сцену, спектакль будет отменен. А в опере любому солисту найдут замену. И это надо воспринимать как данность. В драме большинство режиссеров возьмут в команду актера, который будет хорошим членом компании, а не того, кто сыграет гениально, но все на фиг разрушит. Поэтому в художественном смысле, на мой взгляд, оперный театр — более честный. Здесь нельзя любое решение объяснить, прикрываясь режиссерским видением, так как исполнитель здесь должен обладать совершенно определенными талантами и умениями.

Но без форс-мажора работы в театре не бывает.

Евгений Писарев: Естественно. И я заметил, что трудности, ограничения и неожиданности всегда мобилизуют, провоцируют на спонтанные творческие решения. Даже если обстоятельства заставляют нервничать, это рождает адреналин, необходимый в работе. Люди думают: «Какой крикливый режиссер!» А режиссер таким образом и себя будит, и остальных заводит — что же делать, если репетиция начинается в 10 утра…

Ваша «Адриана Лекуврёр» — она какая? В ней читается диалог с легендарной постановкой Александра Таирова или оммаж Алисе Коонен — чтобы возникла художественная связь между Театром Пушкина и Большим?

Евгений Писарев: Есть огромная разница между оперой и пьесой. Таиров, спектакль которого никто из нас не видел, мне кажется, усилил «хрустальность» пьесы, поставив изысканный, практически кукольный спектакль с живыми артистами. В годы, когда все надевали красные косынки, он занимался огранкой бриллиантов. Это очень подошло пьесе «Адриана Лекуврёр», которая на сцене Камерного театра шла с огромным успехом 30 лет. Таиров вообще ставил спектакли такие «нерусские», за что и поплатился. В опере же музыка многое меняет, делает эту историю очень яркой, страстной и уж никак не «хрустальной».

А что касается Коонен, она, например, читала монолог Федры в абсолютной статике. А Динара Алиева, с которой мне очень интересно работать, поначалу испугала меня темпераментом… А во втором составе — Светлана Лачина, певица совсем другой природы и иного опыта. Но это тоже закон репертуарного театра: репетировать с двумя звездами невозможно. Так что здесь не стоит искать аналогий.