В октябре 1898-го в Москве появился новый театр. Сегодня МХТ имени А. П. Чехова празднует 125-летний юбилей. Веселые истории из жизни мхатовцев, шутки и розыгрыши великих актеров — в материале РИА Новости.

Как мирили Станиславского и Немировича
Когда-то два основателя МХАТа были друзьями не разлей вода и, сидя в «Славянском базаре», придумывали новый театр. Но постепенно взгляды Немировича-Данченко и Станиславского на искусство разошлись, и мэтры даже не общались. Актеры долго думали, как примирить их.
Решили сделать новую постановку «Царя Федора Иоанновича», и в финале, когда вся труппа выстроится на сцене под овации зрителей, из одной кулисы выйдет Станиславский, а из другой — Немирович-Данченко. Они встретятся в центре и пожмут друг другу руки.

Афиша Московского Художественного академического театра 1898 года. Анонс об открытии театра и о спектакле «Царь Федор Иоаннович»
Сценарий изложили обоим, и те согласились — в конце концов долгое противостояние надоело всем. И вот настает торжественный миг: актеры стоят на сцене, мэтры появляются из-за кулис… Вот только высокий и длинноногий Станиславский первым дошел до середины сцены и стал ждать Немировича-Данченко. Тот ускорился, но случайно зацепился за ковер — и рухнул прямо к ногам Станиславского. Константин Сергеевич картинно развел руками и проговорил: «Ну, Владимир Иванович, зачем же уж так-то!»
После этого два основателя МХАТа уже не разговаривали никогда.

Заветное заклинание
У «стариков» МХАТа была одна игра: если к тебе подошел партнер и тихо сказал на ухо «Гопкинс!», ты немедленно должен подпрыгнуть. Это строго соблюдали. Порой заветное заклинание произносили в кульминационный момент на сцене. Приходилось прыгать, иначе — большой денежный штраф.

Народный артист СССР Борис Ливанов в роли Ноздрева в спектакле МХАТа «Мертвые души»
Однажды МХАТ пригласили на прием к министру культуры. Пришли Яншин, Массальский, Грибов, Белокуров и известный шутник Борис Ливанов. И вот, стоя перед Екатериной Фурцевой, когда она говорила что-то важное, Ливанов, повернувшись вполоборота к товарищам, произнес театральным шепотом:
— Гопкинс!
И все подпрыгнули.
«Они разрешат»

Сцена из спектакля по пьесе Михаила Булгакова «Дни Турбиных»
Сталин очень любил пьесу «Дни Турбиных». Да и вообще часто ходил во МХАТ. Но героями произведения Булгакова были белогвардейцы, и Станиславскому намекнули, что неплохо бы убрать спектакль из репертуара. Мэтр так и поступил.
Вскоре в театр снова пришел Сталин. Станиславского вызвали к нему в ложу: вождь улыбнулся и задал один-единственный вопрос:
— Константин Сергеевич, а почему нет пьесы товарища Булгакова «Дни Турбиных?»
Станиславский, который был не только великим режиссером, но и замечательным театральным политиком, быстро нашелся. Он картинно пожал плечами и развел руками:
— Не знаю, товарищ Сталин! Говорят, что они (и он показал пальцем наверх) не разрешают…
Сталин расхохотался:
— Ничего! «Они» — разрешат!
И «Дни Турбиных» вернулись на сцену.
Фамусов в стихах

Советский и российский актер театра и кино, народный артист СССР Евгений Александрович Евстигнеев (1926-1992) перед началом спектакля в гримерной театра МХАТ
Евгений Евстигнеев признавался, что не очень ладил в школе с литературой и многое из программы проскочило мимо него.
Однажды Олег Ефремов на собрании труппы объявил о творческих планах:
— Будем ставить «Горе от ума»! Ни разу не подходили к Грибоедову — вот и пора! И ты (он показал на Евстигнеева) будешь Фамусовым! Иди учи роль!
На следующее утро в квартире Ефремова раздался звонок. Это был Евгений Александрович. Он недоумевающе произнес:
— Олег, я по поводу этой пьесы… Начал я ее читать… Ты что, с ума сошел ее ставить? Она же в стихах!
Цветы для основателей

Олегу Табакову казалось несправедливым: в Камергерском переулке Чехову памятник есть, а основателям театра — нет. Вхожий в кабинеты высокого руководства Москвы Табаков добился желаемого.
С тех пор после каждого спектакля, где ему, естественно, дарили охапки цветов, он обязательно большую часть букетов клал к этому памятнику. «Константину Сергеевичу и Владимиру Ивановичу в благодарность», — говорил Олег Павлович.