Общая логика наполнения залов помогает проследить, как развивались различные формы и техники графики, и как это искусство трансформировалась за три века. На выставке покажут 481 рисунок — в Третьяковской галерее столь масштабную графическую экспозицию уже считают собственным рекордом. В самом деле, такое количество миниатюр в Третьяковке тоже выставляют впервые. Инна Соловова, заведующий отделом научной реставрации графики ХVIII — начала ХХ века, считает, что в такой форме графики есть особая теплота и интимность:

«Сама миниатюра, собственно, почему имела в ХVIII веке такой эффект? Она сошла, можно сказать, со стены, со станкового портрета, в интимную область. Миниатюру всегда можно было брать с собой. Вы, например, переезжаете в Петербург — портрет с собой не возьмете, а миниатюру всегда можно было взять с собой, потому что она помещается и в шкатулку, и в нюхательный табак, и в набалдашник трости, и в веер. Есть еще одна интересная особенность: изображение на медальон позволяет не просто увидеть любимого человека: на обороте украшения можно закрепить ткань с платья или завиток волос. То есть это что-то такое, что не передаст большой портрет».

Большинство таких миниатюр выполнены в технике «акварель на кости». Реставраторы галереи рассказывают, что у этой техники есть свой особый секрет: одежду, прическу и глаза на слоновой кости плотно прорисовывали акварелью с двух сторон, чтобы она не пропускала солнечный свет. А кожу, наоборот, старались сделать полупрозрачной: чтобы, если подложить под такой рисунок золотую фольгу, он заиграл живым и теплым телесным цветом. Авторы таких миниатюр анонимны. Часто созданием подобных вещиц для помещиков занимались крепостные.

Экспонаты на выставке группируют по тематике: миниатюрные медальоны влюбленных соседствуют с масштабными росписями Маковского дома на Английской набережной, верещагинские фрагменты армянских росписей выставляют рядом с орнаментами Виктора Васнецова и Михаила Ларионова. Шишкина сближают с Сомовым, а Бакста соотносят с Головиным. Одно из направлений, в котором развивался академический рисунок — это подготовка эскизов к большим живописным полотнам. На выставке таких работ несколько. Одна из них — набросок Федора Бруни «Медный змий» — помогает соприкоснуться с замыслом самой большой одноименной картины из Русского музея в Санкт-Петербурге.

Эскизы позволяют увидеть и фрагменты росписей храмов, над которыми работали русские художники. «География» полотен получается широкой: от Москвы до Грузии. В экспозиции представлены наброски Виктора Васнецова, который оформлял стены Владимирского собора (более полное представление об этой росписи можно получить на масштабной выставке «Васнецовых….», но уже в Новой Третьяковке) и иные «картоны» — полноразмерные эскизы — авторства Михаила Нестерова и Алексея Щусева. А еще — восточные зарисовки Василия Верещагина. Куратор выставки, Ирина Шуманова рассказывает:

«Здесь нестеровские работы представлены мельчайшими миниатюрами. Это его эскизы к алтарю Марфо-Мариинской обители и к иконам. Мы видим, как художник задумывает композицию, то есть соотношение, как иконы должны были располагаться в алтаре. А здесь мы видим прообразы, которыми пользовался Нестеров при работе над своими церковными эскизами, его зарисовки».

На пленэрах и в блокнотах любили рисовать передвижники. Впервые графический рисунок как полноценную работу показал Иван Шишкин: его картина «На ручье» стала одним из основных экспонатов выставки. Тему графического пейзажа — но на этот раз фантастического — продолжает «Элизиум» Льва Бакста, миниатюрные наброски Михаила Ларионова и Константина Сомова и небольшие акварели Виктора Борисова-Мусатова. Кураторы выставки считают, что эти работы помогают открыть художников с неожиданной, приближенной к дневниковой манере, стороны.

Еще одно направление графики, о котором расскажут на выставке, — это портреты. Миниатюры, на которых Анненков, Филонов и Врубель изображают сами себя, соседствуют с большими полноразмерными рисунками. Графика рассматривается как часть салонной живописи. Показывают портрет А.В. Базилевской авторства некогда модной в светских кругах художницы Мэри Казак и детские портреты кисти Савелия Сорина и Михаила Зичи.

Среди всего разнообразия портретных рисунков невозможно не заметить последний неоконченный портрет Валентина Серова — портрет княгини Щербатовой. Разговором с князьями Щербатовыми заканчивается книга воспоминаний об отце Ольги Серовой. 5 декабря, в день смерти художника, ее брат Юра сообщает о невозможности закончить портрет: «Папа извиняется, он не может прийти». В ответ на вопрос «Почему?» — «Он умер».В XX веке графическое искусство обретает второе дыхание: появляются плакаты и журналы, в которых красота иллюстрации приравнивается к полноте содержания. В Третьяковке показывают фрагменты и оригинальные эскизы из символистского «Скорпиона», афиши Сергея Судейкина к выступлениям футуристов. А еще — парижские плакаты к выставке Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова. Причём каждую из отпечатанных в типографии афиш художник дополнительно расписывал вручную — и ни разу не повторился.

Графический отдел Третьяковки скоро переедет в новое здание на Кадашевской набережной. Работы, которые представлены на выставке, — одни из самых сложных в транспортировке. Причина — в нестандартных размерах.

«Эта выставка уникальна не только по количеству произведений, но потому что даже техническая по своему характеру, действительно, связана с переездом — рассказывает Ирина Шуманова. — Даже в каких-то элементах дизайна экспозиции мы имитировали хранение музейных экспонатов — в частности, миниатюр. Но интересно то, что в процессе подготовки эта выставка показала, что даже такой сугубо материальный параметр, как размер, помогает рассмотреть историю развития границ жанра графики в России. В какие моменты графика и рисунок обращаются к монументальным формам, а когда уходят в миниатюру? Есть ли в выборе размера какие-то закономерности или сопутствуют случаи?»