Центром страха традиционно называют миндалевидное тело, или амигдалу. Долгое время считалось, что главная функция амигдалы – помогать нам бояться; действительно, индивидуумы с неработающей амигдалой утрачивают чувство страха. Однако со временем стало понятно, что амигдала управляет не только страхом, но и другими эмоциями, и более корректно называть её не центром страха, а эмоциональным центром. Но и эмоции – это ещё не всё: амигдала участвует в самых разных функциональных процессах мозга. Известно, что в ней есть группы нейронов, необходимые для обучения и памяти; известно, что она помогает испытывать удовольствие; известно, что амигдала помогает хищникам охотиться.

Более того, эксперименты на обезьянах показали, что миндалевидное тело необходимо для социальных функций мозга. Аномалии в амигдале связывают с изменениями в социальном поведении, характерными для шизофрении и аутистических расстройств. Но что именно делает амигдала в социальном смысле? Сотрудники Центра биомедицинских исследований Фридриха Мишера пишут в Nature, что амигдала переводит мозг в социальный режим. Это не означает, что индивидуум обязательно общается, обнюхивается, ссорится или вообще как-то непосредственно взаимодействует – в социальном режиме мозг может заниматься индивидуальными делами, но только с оглядкой на присутствие рядом кого-то другого.

Опыты ставили с мышами, которых сажали в прозрачную клетку одних или в компании с другой мышью, и тщательно наблюдали за их поведением. Мышам на голову устанавливали портативное устройство, которое позволяло наблюдать вживую за нейронами миндалевидного тела. Мышь могла или обследовать клетку, или начать чистить шерсть, или пойти познакомиться с другой мышью, если обнаруживала у себя соседа. Агрессивное поведение животные демонстрировали редко, они или с интересом общались, или избегали друг друга.

Как и ожидалось, в амигдале обнаружилась одна группа нейронов, которые активировались при социальных взаимодействиях, и другая группа нейронов, которая активировалась, когда мышь делала что-то сама по себе. То есть при знакомстве с другой мышью или при активном избегании соседа работали одни нейроны амигдалы, а при прогулках и чистке собственной шерсти – другие.

В тоже время в амигдале были ещё две группы нейронов: если мышь обследовала клетку или чистилась в одиночку, работала одна группа клеток, если же она делала то же самое в присутствии соседа, то работала другая группа клеток. Разница была видна и в поведении: когда мыши сидели в клетке попарно, то своё помещение они осматривали не так подробно, чем когда они сидели в клетке одни. То есть даже если мышь занималась чем-то сама по себе, ей всё равно приходилось иметь в виду, что тут есть кто-то ещё. Даже не взаимодействуя с соседом, мозг всё равно работал в социальном режиме.

Иными словами, роль миндалевидного тела – в прошлом «центра страха» – заключается в том, чтобы, во-первых, различать явные социальные действия от несоциальных (например, чтобы отличать ритуал знакомства от чистки шерсти), и, во-вторых, чтобы учитывать социальное окружение даже в том случае, когда ты с этим окружением никак не взаимодействуешь. Когда в поле зрения есть какие-то соседи, с ними так или иначе приходится считаться, пусть ты с ними и не общаешься.

Конечно, было бы интересно узнать, как работает социальная функция амигдалы у человека – наверняка там есть какие-то особенности. Узнать это было бы тем полезнее, если учесть, что при некоторых психоневрологических расстройствах человек начинает вести себя в присутствии других именно так, как если бы никаких других вообще не было.